Сидоренко И.Н. Трансформация войны и ее рациональности в XXI в.

Смысловая координата:

Сидоренко Ирина Николаевна,  кандидат философских наук, доцент кафедры философии и методологии науки Белорусского государственного университета.  г. Минск;

Распад биполярного мира в конце ХХ в., отразивший как его незавершенность, так и отсутствие конвенциональных оснований его достижения, стал планетарным сдвигом, изменившим не только геополитическую архитектуру мира, но и качество, характер осуществления такого социального феномена, как война и военное насилие. Современный мир стремительно меняется: стираются границы между миром и войной; разрозненные проявления терроризма трансформируются в глобальный терроризм; образуются новые «центры силы»; наступает кризис национальной безопасности; национальный суверенитет из права превращается в привилегию; регулярная война, основанная на принципах Публичного европейского права, превращается в новую «справедливую войну», стремящуюся к тотальности и т. д. Немецкий военный теоретик и философ К. Клаузевиц раскрыл связь политики и вооруженной борьбы и оказал огромное влияние на становление и развитие современных концепций войны. Исход войны, согласно его мысли, зависит от трех компонентов: вооруженные силы, территория и воля противника [1]. Изменение роли этих компонентов в ведении современной войны дает нам право говорить о трансформации войны и ее рациональности. На основании концепции К. Клаузевица и определения исторических типов научной рациональности В. С. Стёпина считаем правомерным представить эволюцию войны следующим образом: классическая война (значимы все три компонента: сила, территория и воля); неклассическая война (Первая и Вторая мировая, «Холодная война»), в которой превалируют воля и дух, а техника, в частности, ядерное оружие, выступает основанием невозможности развязать полномасштабную войну и, тем самым, специфическим основанием конвенциональности мира; постнеклассическая война (современные военные конфликты низкой интенсивности, иррегулярная война, гибридная война и т. п.) определяется как культурно обусловленный вид деятельности и в меньшей степени зависит от производственно-экономической сферы. В контексте анализа постнеклассической войны целессобразно отметить неспособность традиционных армий, следующих рациональности классической войны, вести борьбу с иррегулярными формированиями в локальных конфликтах, их заведомый проигрыш, оборачивающийся дезинтеграцией современного государства. В отличие от позиции К. Клаузевица, немецкий философ Х. Хофмайстер отстаивал мысль о том, что современная война – это уже не средство политики, а ее отрицание, так как бессилие политики порождает войну. Под бессилием здесь понимается не безвластие, а неспособность элиты использовать власть как политическое средство. Учитывая, что политику Х. Хофмайстер ограничивал возможностями слова, правомерно рассматривать войну как насилие, пришедшее на смену словесным аргументам [2]. В силу этого, и саму современность можно рассматривать как сдвиг в социокультурных особенностях вооруженных конфликтов. Война функциональна в современном мире, однако она выступает не как инструмент достижения мира, а как средство установления новых правил, новых властных субъектов глобализирующегося мира. Поэтому война имеет новый, генерализированный характер, выражающийся в подавлении всех проявлений общественной жизни и в навязывании собственного политического порядка. Если традиционная война была инструментом политики, то войны конца XX – начала XXI вв. превращаются в саму политику, начинают выступать ее определяющей основой. В качестве врага становятся уже не определенные национальные государства, политические сообщества, а «абстрактные понятия» или даже «некие ситуации», т. е. враг – это образ, который конструируется. Вместе с тем становятся неопределенными границы военных действий. Так, современные войны, перенимая свойства гражданской, подавляют проявления общественной жизни, пронизывая ее угрозами военного конфликта. Войны конца XX – начала XXI вв. осуществляются за счет специфической военной экономики, которая децентрализована, зависит как от внешних источников (гуманитарная помощь, участие диаспор, торговля нефтью и т. д.), так и от криминальных доходов. Специфика военной экономики напрямую связана с гибридностью дискурсивных практик, которые обеспечивают режим легитимной власти. Д. Норт, Д. Уоллис и Б. Вайнгаст, моделируя эволюцию политического господства, выделили два типа организации контроля над насилием, и, соответственно, два режима дискурсивной легитимации: порядок ограниченного доступа и порядок открытого, или свободного доступа [3]. Исторически первый, естественное государство, или ограниченный доступ, предполагает концентрацию ресурсов насилия и богатства вооруженными элитами, стремящимися к максимальной эксклюзивности при создании организаций в защиту своих интересов. Естественное государство развивается, формируя и совершенствуя изощренную систему предоставления рент. С началом эпохи модерна начинается экспансия открытого доступа, допускающего все большее число акторов к участию во власти и созданию организаций в защиту своих интересов. Этот переход к открытому доступу сопровождается «закатом» безальтернативных мирорепрезентаций, что вызывает не только конкуренцию идеологий как сценариев будущего, но и разрушает легитимные режимы контроля над насилием. В итоге, ренты и различного типа возможности уже не раздаются, а завоевываются в конкурентной борьбе. Проблемы возникают тогда, когда государство, вставая на путь модернизации, стремиться реализовать принципы порядка открытого доступа, оставаясь, по сути, обществом с ограниченным доступом. Как результат, происходит «наложение» этих двух порядков друг на друга, что, например, иллюстрируется в современных военных конфликтах, порожденных бархатными революциями, а также в деятельности террористических организаций. Пространство свободной конкурентной борьбы не формируется, однако и ренты уже не распределяются в обмен на лояльность и подконтрольность. Ренты теперь завоевываются по принципу «кто взял, тот и прав». В ситуации кризиса политического акторы, насильственно завладевшие рентами, рассматривают себя как новых субъектов господства, от которых зависит как выбор сценария будущего, так и то, как будут распределяться и между кем эксклюзивные возможности, другими словами, как будет и будет ли контролироваться и ограничиваться насилие. Поэтому современные войны, будучи гибридными, становятся лучшим способом осуществления захвата рент в ситуации исчезновения свободной политической и экономической конкуренции. Современные гибридные войны проявляется в том, что в начале XXI ст. государства сталкиваются с таким явлением как смешение внутренней и внешней угроз. Эти войны являются эффективным средством осуществления революций, свержения политических элит, трансформации политических режимов. Осуществление гибридной войны в формате гражданской приводит к нивелированию различий между военными действиями и организованной преступностью, вооруженным восстанием и протестным движением и т. п. Такая особенность гибридной войны позволяет ее определить как «мягкую силу». Если использовать словарь синергетики, то, полагаем правомерным отождествить эту войну со слабым воздействием на социальную систему, находящуюся в точке бифуркации. Так, подчас достаточно только угрозы, например, выброса информации о возможном теракте, чтобы вывести систему из равновесия и создать желаемое отклонение, переход в иное качество. Однако вопрос о том, в какое именно качество, гибридная война не решает, но зато она его жестко ставит. Таким образом, в начале XXI в. война стала своеобразной формой политической жизни, приводящей к единству те разнородные элементы, которые и организуются ради войны. При этом она является не борьбой народов, а уникальным обоюдным предприятие. Ее внутреннюю тенденцию правомерно определить не как отсутствие пределов, а как невозможность достижения логического конца.

Литература

1. Клаузевиц, К. О войне / К. Клаузевиц. – М. : Логос, 1997. – 448 с.

2. Hofmeister, H. Der wille zum krieg oder die ohnmacht der politik : ein philosophisch-politiscner traktat / H. Hofmeister. – Göttingen : Vandenhoeck und Ruprecht, 2001. – 278 S.

3. Норт, Д. Насилие и социальные порядки : концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества / Д. Норт, Д. Уоллис, Б. Вайнгаст ; пер. с англ. Д. Узланера [и др.]. – М. : Изд. Ин-та Гайдара, 2011. – 480 с.

+1
0
-1